67 не се обиждай,но за мен ( а и за други ), човек е толкова голям колкото са мечтите и щенията му.
Ежедневните улеснения и ползи са хубаво нещо, но не са ми цел в живота.
Чакай малко на завоя! С какво честно заработеното парче хляб пречи на мечтите и щенията ти? Или мечтателите не ядат, не си мият мечтателните образи, нямат възрастни родители, които се нуждаят от грижи? Добре сложената дръжка на стената в кенефа помога в качеството си на ежедневно улеснение на възрастния човек да не се просне по очи, например, и ползата са здрави кости по-дълго. Грамотно направената душ-кабина не дава на възрастния човек да се претрепе на излизане от ваната, която е обожавал когато е бил на 30.
Чехов е бил доктор, това не му е пречело да пише. Андрей Платонов е бил метач, също пишел. Солженицин учителствал, Биков учителства. Да не продължавам със списъка.
Айде, мир да има, един стар виц по този повод.
Старый и хороший анекдот
Зима. Россия. 30-е годы. Голод. Мороз -30. По двору бежит бедно одетый мальчик с охапкой хвороста, за ним несется дворник в шапке и телогрейке.
Мальчик бежит и думает: «Нет, ну так решительно нельзя. Я из хорошей семьи, я хочу учиться, саморазвиваться. Хочу, в конце концов, быть, как мой любимый писатель Эрнест Хэмингуэй — мужественным, сильным… На пляжах Кубы ловить рыбу. А не от дворников в этом городе убегать».
Куба. Жара. Эрнест Хэмингуэй, действительно, мужественный и сильный, сидит на пляже и пьет из горла ром, окруженный жаркими кубинками. Хэмингуэй думает: «Нет, это — не жизнь. Никакого героизма тут нет. Народу ничего не нужно, 24 часа в сутки жара, мозги плавятся, женщины толстые. Вот, быть бы сейчас в прохладном Париже с моим другом Андре Моруа — мы бы с ним выпили хорошего французского вина, зажгли бы камин и проговорили бы до ночи о вечном».
Париж. Прохладно, неделю льет дождь. Андре Моруа сидит в своей мансарде, выпивает третью бутылку коньяка, в постели дремлют две парижанки. Моруа чертыхается и говорит: «Нет, это не жизнь. Это декаданс какой-то. Симуляция. Вот, был бы я сейчас в холодном Воронеже, нашел бы своего друга, великого писателя Андрея Платонова, мы бы с ним сразу бы по сто грамм настоящей русской водки, и сразу бы были ближе к вечности… Вот это — жизнь.»
Воронеж. Зима. Мороз. Голод. Андрей Платонов, в шапке и телогрейке, несется по воронежскому двору за мальчиком и думает: «Б**! Догоню, убью нах!!!!».
Довлечен от
тук, но го има на много места.